За последнее столетие археологи реконструировали все технологии палеолита. И теперь в подробностях знают, как тогда изготавливали и использовали ножи, как жгли костры, как обеспечивали для себя изысканное мясное меню. Реконструкции древних технологий заставили переменить представления об их разработчиках.
Походили ли жители каменного века на тех троглодитов, какими их изображают в учебниках? Превосходят ли современные студенты их по интеллекту?
Рассказывает известный специалист по экспериментальной археологии, доктор исторических наук Павел Волков.
— Обычно человека палеолита (т. е. жившего 1 млн. — 10 тыс. лет до н. э.) представляют измученным, полуголодным существом, озабоченным необходимостью непрерывно добывать где-то пищу...
— Житейские трудности наших предков сильно преувеличены. Сидя за обеденным столом с полухимическими яствами, наш сытый обыватель почему-то хочет видеть своих предков в состоянии постоянного недоедания. Но в археологии нет прямых доказательств того, что человек часто голодал или питался некачественными продуктами: кушал, например, дохлых мамонтов или подбирал то, что недоели сильные дикие хищники. Археологам удаётся достаточно точно определить реальный состав продуктов, съедавшихся людьми во времена палеолита. Мясное меню наших предков выглядит совсем неплохо.
Практически все места обитания человека в эпоху палеолита располагаются в местах простой и необременительной охоты. Беготня с копьём — занятие увлекательное, но энергоемкое. Много пользы оно не принесёт. Если вы рассчитываете сделать мясной рацион основой пропитания для себя и своих близких, то есть резон поискать места для охоты особо удачливые. Таких мест было достаточно.
В далёком прошлом юг Западной Сибири периодически напоминал современную африканскую саванну. Здесь собирались огромные стада крупных животных. Для того чтобы не погибнуть от голода, им необходимо было постоянно передвигаться в поисках пищи. Алтайские горы скалисты, а речные долины редко бывают широкими. В одном из тесных «коридоров» на пути миграции животных расположена и знаменитая Денисова пещера. Люди почти непрерывно обитали в этом месте со времен сказочно древних. (В наше время Денисова пещера раскапывается настолько профессионально, что стала своего рода эталоном, опорным памятником для изучения палеолита всей Евразии.) В палеолите люди селились именно в таких местах.
Представьте: выходите вы утром из тёплой, сухой, просторной пещеры, а мимо, по ущелью беспрерывно перетекают табуны лошадей, стада оленей, даже носороги... Жизнь возле пещеры была подобна жизни в супермаркете. Есть что выбрать, главное — не суетиться. Места особенно стабильной охоты, конечно, редкость. Но не такая уж и большая. Часто люди селились на берегах небольших рек в тех местах, где они впадают в реку более полноводную. Кроме хорошей рыбалки, здесь можно попробовать перегородить засекой устье речной долины. Если склоны гор достаточно высоки, то невысокий «забор» из поваленных деревьев и кустарника отсечёт всех оставшихся в ущелье животных.
(Дикие звери не любят перелезать даже через невысокое препятствие. Медведь не полезет даже через поваленное дерево. Хотя это ему и нетрудно. Он предпочтёт или искать обходной путь, или вернуться назад. Современные охотники этим часто пользуются.) Это будет «припас» для охоты, например, зимой. В долину, по мере необходимости, можно будет ходить за провиантом, как в заказник.
На плоских просторах Западной Сибири есть поселение охотников периода позднего палеолита Волчья Грива. В те времена, когда далеко на Севере ледники иногда закрывали сток рек в Ледовитый океан, — весь мир, как, наверное, казалось, от Урала на западе до правого берега Оби на востоке превращался в неглубокое, но совершенно бескрайнее море. В бывших степях Кулунды, на поверхности, над волнами, оставались только редкие острова. С лодки такие острова на горизонте не увидишь, — над водой они еле-еле приподнимались. Ширина типичного островка — 200–300 метров, зато протяжённость у некоторых достигала нескольких десятков километров. Во времена «всемирных» потопов на островах собирались все жившие в округе дикие животные. Если сюда пробирались ещё и люди, то возможности для охоты у них были безграничны. Это даже и охотой не назовёшь.
Особенности климата, ландшафта или фауны всегда определяли выбор места поселения. В тайге Алтая, например, нет более удачливых для охоты мест, чем у солонцов. Для животных соль — лакомство, ради которого они будут всегда поблизости. В пустынных районах Африки или Центральной Азии хорошо основать поселение у водопоя. В лабиринтах водных потоков Дальнего Востока — у речных переправ.
— Просто экологический рай — при некоторой доле смекалки. Но рисунки в учебниках и в книгах об эволюции изображают людей каменного века в виде малоинтеллектуальных субъектов — с выпяченной челюстью, скошенным лбом.
— Что касается внешнего вида, это вопрос не ко мне, к антропологам. Они по черепам делают реконструкцию облика человека. Но то, что за пятьдесят лет они этот облик многократно меняли, уже говорит о том, что их методы не очень совершенны. Я в своих книгах говорю не о внешнем облике древнего человека, а как бы о внутреннем облике, о его способностях, интеллектуальном потенциале. У нас нет оснований считать наших предков внешне непривлекательными, недоразвитыми людьми. В школьных учебниках, как и во многих энциклопедиях и музеях, чтобы показать лица наших далеких предков, часто используют иллюстрации Зденека Буриана. Он считал свои художественные работы научной реконструкцией, но к науке его труды отношения не имеют.
— Чем отличается корректная реконструкция от некорректной? Вы и про известного путешественника Тура Хейердала пишите, что он сделал некорректный вывод из своего эксперимента...
— Хейердал — человек умный и симпатичный. Но все, что он сделал, — это предложил очередную гипотезу. Показал, что на таком-то плавательном средстве можно преодолеть океан в определенном направлении. Но ведь на том же транспортном средстве можно двигаться и в другом направлении. Этот же океан можно пересечь и на другого типа лодке — что это доказывает или опровергает? С точки зрения науки — ничего. Суть эксперимента — это, чаще всего, опровержение какой-либо гипотезы. Классический пример: преступник утверждает, что проник в помещение через форточку. Его просят повторить то, что он сделал, а он повторить не может — он толстенький, а форточка маленькая. Опровержение экспериментом — один из наиболее корректных путей познания. В эксперименте проверяются все имеющиеся версии, причём комплексно. В раскопках палеолитических памятников участвует множество специалистов: геологи, палеоботаники, зоологи, почвоведы, геофизики, специалисты по радиоуглеродному, палеомагнитному, стратиграфическому датированию... По принципу бритвы Оккама, мы отрезаем всё лишнее и оставляем наиболее вероятное. Но и это — не стопроцентное доказательство. Эксперимент в археологии даёт возможность найти наиболее вероятный, но не единственный ответ.
— Вы утверждаете, что «археология как наука об артефактах не свидетельствует об эволюции человека». Звучит парадоксально. Хотя бы изготовление компьютера или айфона — разве не доказательство более продвинутого сознания?
— Но это не значит, что каждый из участников изготовления компьютера умнее, чем человек, живший 100- 200 тыс. лет назад. Чтобы изготовить каменный нож, требуется гораздо больше знаний от человека, чем от работающего на конвейере при сборке того же компьютера. На конвейере — два десятка операций. Работа автоматическая: закрути десять гаек, припаяй деталь... Человек, управляющий космическим кораблем на орбите, совершает за один виток двести операций, нажимая кнопочки и поворачивая рычажки по установленной инструкции. Я это знаю, потому что в «космических войсках» служил. И что, я умнее своих предков, если умею сделать двести движений? Чтобы изготовить каменный топор, требуется гораздо больше знаний, причём творческих, ведь заготовка будущего топора — это не заготовка для современного телефона, которая почти всегда одинаковая. Заготовки для каменных топоров все разные. Труд наших современников — как правило, монотонный, однообразный. А мастер, работавший с каменным топором, всякий раз должен был использовать весь свой творческий потенциал. Скульптор, когда получает глыбу мрамора, приноравливается к ней, выбирает способ, каким на неё можно воздействовать. Его труд такой же неповторимый, как работа древнего человека над каменным орудием. Попробуйте на досуге сами изготовить самый «примитивный» каменный топор... Или ещё более простое изделие — нож. Сразу всё поймете. Я и современным студентам даю это задание. Объясняю всё десять раз, показываю двадцать раз, сам понимать начинаю, как это обычно бывает, а они не понимают. Если, например, ты сделал неверный удар по камню отбойником, то второй удар в прежнем месте делать бессмысленно. В месте повторного удара разовьётся ранее образованная «неверная» трещина. Все будет криво. Все это знают, умом понимают, и опытный человек, к коим я могу, порой, себя относить, всё равно второй раз тюкнет. Чтобы убедиться. Но студенты лупасят в одну точку не меньше пяти раз. Пяти! Нет, они не тупые, просто не привыкли к столь сложной работе. Дело в том, что мы мыслим уже немножко по-другому. Так игрок в шахматы не похож на игрока в шашки. Они мыслят разными алгоритмами, стереотипами, готовыми логическими блоками... Я не могу утверждать категорично, но у меня такое ощущение, что интеллект древнего человека был более развитым.
На иллюстрации — как в палеолите добывали огонь без помощников.
Комментариев нет :
Отправить комментарий