Поддержи Openmeetings

среда, 24 июля 2013 г.

Пик-ап по-южноафрикански, или Побег в пустыню

В старой новелле Надин Гордимер семья английских рабочих сдает угол бесшумному юному арабу. Спустя полгода, выясняется, что их дочь беременна. Он готов жениться; счастливые родители, сжав зубы, соглашаются. Но сначала, требует жених, невеста должна одна слетать на Ближний Восток — показаться его клану. В аэропорту он подкладывает взрывное устройство в ее багаж. Самолет разбивается; пассажиры гибнут, в том числе его нерожденный малыш.

В этой истории лауреат Нобелевской премии по литературе Надин Гордимер без какой-либо рефлексии обыгрывает дьявольский типаж террориста. Можно предположить, что в то время она еще особо не задумывалась, почему в семье человечества молодые мусульмане приняли на себя роль enfant terrible. Много позже, как будто восполняя упущенное, Гордимер воспроизвела ключевую ситуацию истории: араб с неопределенной целью женится на западной женщине. На этот раз она нашла потенциал для куда более интересной психологической разработки. Роман «Уличное знакомство» (The Pickup) — плод этой разработки.

Раба улыбки

Джулия Саммерс — белая девушка из состоятельной южноафриканской семьи. Она молода, независима, по работе занимается пиаром. В жизни ей не хватает только птичьего молока или уже хочется чего-то еще, кроме птичьего молока.

Однажды тачка Джулии ломается в центре Йоханнесбурга. Чинит машину красивый, темноглазый механик с обаятельной улыбкой. Они знакомятся. Абду, как он себя представил, — нелегал, один и сотен тысяч иностранцев без документов, рабочих лошадок теневой экономики. Большинство нелегалов в ЮАР — из других африканских стран, но Абду — из страны Ближнего Востока, которая не названа, но описана как маленькая, отсталая, без нефти. В ЮАР он очередной раз пытается зацепиться за вид на жительство, помытарившись некоторое время в Англии и в Германии, выполняя всякую грязную работу.

Родину Абду презирает. По его словам, это даже и не страна, только заплата пустыни, разграниченная линиями, от балды нанесенными каким-то иностранцем. Он готов отдать душу за карточку легального иммигранта в любой из развитых стран Запада.

Между молодыми людьми завязывается роман. Но, кроме секса, у них нет общих интересов. Она читает Достоевского; он — газеты. Как урожденная южноафриканка она различает людей по расам и классам; он делит всех на людей с паспортом и нелегалов. Ему тоскливо среди ее приятелей, разочарованных мажоров эпохи пост-апартеида, и черных, и белых. Их привычки он не одобряет, друзья Джулии кажутся ему инфантильными. Зато он восхищается отцом девушки и его коллегами-банкироми, от невежества и моральной пустоты которых саму Джулия тошнит. Банкиры же в свой черед не желают знаться с арабом-нищебродом.

Абду давит на Джулию, чтобы та подключила родственников к его борьбе с иммиграционными властями. Но Джулия отказывается, да и потом уже поздно: приходит уведомление о том, что он приговорен к высылке из страны.

Араб ожидает, что теперь его бросят, поскольку сам в такой ситуации бросил бы подругу. Джулия уходит и возвращается с билетами на самолет для них обоих. Это его потрясает. На мгновение он видит в ней индивидуальность с потаенными желаниями и надеждами. Но потом подбирает шаблонные объяснения: раз Джули так предана ему, она либо повелась на его сексуальность, ведь женщина всегда раба своих чувств, либо увлечена какой-то моральной игрой, на какую могут тратить время только богачи.

Так или иначе решение Джулии уехать вместе с ним создает дополнительную проблему. Как он представит ее своему семейству, ведь для них она все равно, что шлюха? На бегу они регистрируют брак.

Почему Джулия совершает такой нелепый выбор, отказываясь от сносной жизни в терпимых условиях, чтобы убежать в забытый угол мира с человеком, который (и она должна понимать это) ее не любит? Не ради же его призовой ухмылки!

Одна причина — то значение, какое Гордимер (и Джулия в качестве ее протогониста), придает физической близости. Даже, когда слова лгут, тело знает правду… Кроме того, в чувствах Джулии к Абду есть что-то материнское. Под мальчишечьей маской презрения ко всему она угадывает ранимость. Она не может оставить этого нелепого ребенка.

А, кроме того, Джулия устала от Южной Африки. Многовековая история эксплуатации и насилия, контрасты между бедностью и богатством ежедневно давят на ее совесть. Задумчиво Джулия читает Абду (равнодушному к поэзии) строки одного поэта: Позвольте уйти /в другую страну. / Не вашу, не мою. / И начать сначала.

И вот молодые на родине Абду. Наконец, становится известно его настоящее имя: Ибрагим ибн Муса. У него есть братья — помощник мясника, официант и служащий отеля. Возвращение Ибрагима бесславно.

Оставив жену под присмотром матери в угрюмом провинциальном городке, Ибрагим возвращается в столицу, где опять таскается по посольствам, нащупывая ходы к недоступной визе.

В наше время мало кому приходится претерпевать большее количество унижений от спесивых чиновников, чем просителю визы из третьего мира. Ибрагим, однако, готов проглотить любую обиду, пока мираж «постоянного места жительства» маячит перед ним.

Сам он в состоянии предложить миру только сомнительную степень неизвестного арабского университета, слабое знание английского, решительную готовность расстаться со своей национальной самобытностью и трофейную жену.

В ожидании манны небесной Ибрагим просиживает в кофе с друзьями, болтая о политике. Его дружки — типичные молодые арабские националисты. Они жаждут избавиться от своего коррумпированного правительства, и готовы, при необходимости, поддержать революцию, если ею будет утверждать этику и религию.

Ибрагим равнодушен к этим идеям. Национализм, в его понимании, обрек бы его на вечное прозябание в бедности и отсталости. Его недовольство другого сорта; неясная тоска отделяет его от друзей.

Австралия его отвергает, Канада и Швеция тоже. Но США через год после подачи прошения откликаются двумя визами. Ибрагим ликует. Они с Джули будут жить в Калифорнии, он займется информационными технологиями или, с помощью отчима Джулии, войдет в игорный бизнес. Он не верит своим ушам, когда Джулия объявляет, что она не поедет. Она останется с его семей, заявляет взбалмошная жена; она нашла свою другую страну. Эта страна — не в Америке, она — здесь.

Бесконечность — суррогат вечности

Друзья Ибрагима рассуждают о новом исламе, который вберет в себя все лучшее из того, что есть на Западе. Семейство Ибрагима мечтают о том же, но в более приземленной форме. В их грезах — кадиллаки, блокбастеры, дорогие мобильники. К прочим западным достижениям они предпочитают не иметь отношения. Запад — «мир ложных богов». Близкие не понимают, почему Ибрагим рвется туда.

Отвергая ложных богов рационализма, скептицизма, и материализма, друзья Ибрагима стоят на позициях своих предков, Ибрагим во власти заблуждения. Но на каких концептах держится Джулия?

Запертая в семье своего мужа, Джулия в первое время уязвлена своим низким положением как женщины, ей не хватает привычного для нее комфорта. Но вскоре она смиряется и становится хорошей невесткой, исполняя нехитрые домашние обязанности, давая общественные уроки английского, изучая Коран, приспосабливаясь к новому ритму жизни.

Это не игра, не упражнение в культурном туризме. Нам дают понять, что за года жизни в доме Ибрагима Джулия проходит через мировоззренческое перерождение. Она узнает, что значит быть частью семьи; начинает понимать, как жизнь может глубоко сочетаться с кодексом шариата, что каждодневное поведение и религиозный обряд могут едва различаться. Мать Ибрагима живет глубоко религиозной жизнью, она становится для Джули образцом для подражания и сама постепенно проникается симпатией к своей иностранной невестке. Другие члены семьи — самые обыкновенные для своего места и своего времени люди.

Вопрос об обращении Джулии в ислам не стоит. Преображение, которое в ней произошло, определяется скорее духом места. Дом Ибрагима - на окраине города. Через несколько кварталов начинается пустыня. Джулия привыкает просыпаться перед рассветом и сидеть на краю пустыни, словно позволяя бесконечности войти в нее.

Ибрагим списывает влияние пустыни на его жену на глупый западный романтизм. Но Джулия свободна от того, что она сама называет ребусами в духе Лоуренса. Пустыня имеет другое значение для нее, она как будто намекает на вечность, которая ее ожидает после смерти…

Ни у кого из нас нет алиби

Этическая основа для писательской позиции Гордимер был заложена в 1950-ых, когда железный занавес апартеида только опускался, когда Гордимер впервые читала Жан-Поль Сартра и рожденного в Алжире Альбера Камю. «Писатель должен, — говорил Сартр, — действовать таким способом, чтобы не осталось не осведомленных о том, что творится в мире, и чтобы никто не мог сказать, что он не виноват во всем этом».

Под его влиянием Гордимер решила писать о проблемах Южной Африки, принять роль свидетеля ее судьбы. Ее рассказы и романы, написанные в следующих три десятилетия, населены персонажами (главным образом, белыми южноафриканцами), живущими вопреки заповеди Сартра: они притворяются, что не знают ничего обо всем том, что происходит вокруг. Гордимер взяла на себя обязанность предоставить неопровержимые улики их причастности, способные опровергнуть повсеместную ложь...

В конце «Дон-Кихота» Алонсо Кихано, который некогда выехал из дома, намереваясь исправить мир, возвращается обратно с печальным знанием: не только он не герой, но и, вообще, героев больше не осталось. В стремлении к освобождению от иллюзий Гордимер наследует сервантовской традиции. Она понимает, что, хотя она пишет о борьбе с колониализмом, чернокожие ее не читают. Она слишком европейская писательница, чтобы хоть что-то значить для тех людей, важнее которых для нее нет.

Комментариев нет :

Отправить комментарий